Красильников О.Ю. Институциональная карта и координаты экономического развития России (Глава в коллективной монографии) / Экономический рост и вектор развития современной России / Под ред. К.А. Хубиева. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 2004. С. 509 – 518.

 

Предлагаемый подход к исследованию развития экономики России с точки зрения макроинституционального анализа отличается как от неоинституциональной теории (мы называем ее микроинституциональной), так и от традиционного старого институционализма, совмещает их преимущества и в то же время лишен многих недостатков. Рассмотрим сначала некоторые исторические аспекты возникновения и методологические основы указанных теоретических направлений.

            Появление неоклассической экономической теории связывают с маржиналистской революцией последней трети XIX века, которая в последующем позволила распространить принцип максимизации богатства как средства объяснения и предсказания поведения на все области человеческой деятельности. В конце XIX века зародилось альтернативное неоклассике течение, ставшее продолжением традиций исторической школы, - американский институционализм. Его появление связано прежде всего с работами Т. Веблена (1857 - 1929), в которых он подверг критике концепцию рациональности и соответствующий ей принцип максимизации как основополагающий в объяснении поведения экономических агентов.

Дальнейшее развитие институционализма связано с именами американских экономистов У. Митчелла (1874 - 1948) и Дж. Коммонса (1862 - 1945). В отличие от неоклассического направления работы институционалистов характеризуются противостоянием принципам неоклассического анализа, во-первых, и междисциплинарностью, во-вторых.

С распространением неоклассической теории во все большей степени стала проявляться ее ограниченность как в объяснении поведения человека и взаимодействия между людьми на разных уровнях, так и в предсказаниях. Это выразилось в нарастании неудовлетворенности полученными результатами и скептицизма относительно возможностей данной теории. Одним из проявлений данной ограниченности стала неспособность предсказать и объяснить феномен Великой экономической депрессии 1929 - 1933 годов. В итоге происходит так называемая “кейнсианская революция” и снова наблюдается всплеск интереса к институциональным идеям. Примерно в это же время возникает и бурно развивается неоинституциональное направление. Появление неоинституционализма обычно связывают с именем Р. Коуза. Ключевые идеи нового направления изложены в его основополагающих статьях "Природа фирмы" (1937) и "Проблема социальных издержек" (1960).

            Как известно, неоклассическая методология базируется на принципах экономической рациональности и максимизирующего поведения хозяйствующих субъектов. На уровне взаимодействия между экономическими агентами концепция рационального (оптимального) выбора оказывается элементом теории равновесия.

            Неоинституционализм базируется на неоклассической методологии с некоторыми изменениями (концепция ограниченной рациональности, использование теории игр и т.д.). Основой неоинституционализма является принцип методологического индивидуализма. Он заключается в объяснении институтов через интересы и поведение индивидов, которые их используют для координации своих действий. Именно индивид становится отправной точкой в анализе институтов. Например, характеристики государства выводятся из интересов и особенностей поведения его граждан. “Старый” институционализм использует методологию холизма, в которой исходным пунктом в анализе становятся не индивиды, а институты. Иными словами, характеристики индивидов выводятся из характеристик среды, общественных групп, частью которых они являются.

            Коренное отличие указанных направлений проявляется и в предмете исследования, что выражается в различных трактовках понятия института. В неоинституциональной теории существуют две традиции определения термина институт. Так, французские институционалисты (Л. Тевено, А. Турен) во главу угла ставят понятие нормы. Другая часть ученых (Р. Коуз, Д. Норт, О. Уильямсон) склоняется понятию правила. Так, Д. Норт определяет институт как "созданные человеком ограничения, которые структурируют политическое, экономическое и социальное взаимодействие", или как "правила, механизмы, обеспечивающие их выполнение, и нормы поведения, которые структурируют повторяющиеся взаимодейтсия между людьми", а также как "формальные правила, неформальные ограничения и способы обеспечения действенности ограничений"[1].

"Новый" институционализм считает институты не столько культурным или психологическим феноменом, сколько набором правовых норм и неформальных правил, жестко направляющих экономическое поведение индивида и организаций. Следуя традиции ортодоксальной теории, неоинституционалисты видят первичный элемент экономического анализа в абстрактном и индивидуалистическом субъекте с практически неизменными преференциями, а организации, право и другие социоэкономические феномены выводят из непосредственного взаимодействия между индивидами. Тем самым они пропускают промежуточный уровень, обычаи, привычки и стереотипы, которые занимают центральное место в "старом" институционализме.

Представители “старого” институционализма объясняют институты через те функции, которые они выполняют в воспроизводстве системы отношений на макроуровне. Так, по мнению Д.М. Ходжсона, “институты – интегрированные комплексы традиций и рутин. Этим замыкается самоусиливающийся контур: частные обычаи распространяются по всему обществу, что приводит к возникновению и укреплению институтов; а институты вскармливают и укрепляют частные обычаи и передают их новым элементам данной группы”[2]. По нашему мнению, таким образом проявляется синергетический эффект во взаимоотношениях “индивид – группа – общество в целом”.

Таким образом, на наш взгляд институты – это стереотипы взаимодействия, мышления и поведения индивидов в составе устойчивых общественных групп населения. Мы согласны с Д.М. Ходжсоном, который считает, что “основной головоломкой современной экономики является проблема агрегирования и связанная с ней проблема перехода от сферы микроэкономики к сфере макроэкономики”[3].

Исследование проблем единственности и устойчивости общего равновесия показало, что равновесные состояния могут быть недетерминированными и неустойчивыми, если не наложить очень сильных условий типа того, что общество в целом ведет себя как   отдельный индивидуум. Столкнувшись с такими проблемами, Алан Кирман писал: "нет никаких правдоподобных формальных оснований для допущения, что совокупность индивидуумов, пусть даже индивидуумов-максимизаторов, поступает так же как индивидуальный максимизатор"[4]. Он приходит к выводу: "если мы намерены продвигаться дальше, то  нам  придется теоретизировать  в  терминах  групп  с коллективно согласованным поведением. ... Идею начать с уровня изолированного индивидуума можно без ущерба отбросить"[5]. Эти результаты свидетельствуют о том, что экономика, смонтированная из самостоятельных индивидуальных агентов, не обладает достаточной структурой для позитивного научного анализа.

В то же время институты, понимаемые как те или иные действия в рамках достаточно стабильных общественных групп (коллективные действия), характеризуются устойчивостью и инертностью и представляют собой социальную структуру, поддающуюся подлинно научному анализу. Не случайно Д.М. Ходжсон отмечал: “Требуется двойное ударение – на агентов и на структуру. Неразделимая двойственность агентов и структуры, в рамках которой каждая сторона необходима, но ни одна не обладает приоритетом перед другой, ассоциируется со схожими ситуациями в социологии. Что характерно для “старо” – институционалистского варианта этого подхода, так это способ соединения связанных концепций обычаев и института и то, как эти концепции пронизывают оба аспекта этой двойственности: и агенты и структура состоят из обычаев и институтов. А институты являются одновременно и объективными структурами “во внешнем мире” и субъективными пружинами человеческой деятельности “в голове у человека”[6].

В связи с этим интересной, на наш взгляд, является теория институциональных матриц, предложенная С.Г. Кирдиной[7]. Согласно ее концепции институциональная структура экономики представляет собой совокупность элементов двух качественно разнородных типов: неизменных базовых институтов, определяющих тип институциональной матрицы общества, и институциональных форм, которые в отличие от базовых институтов изменчивы, постоянно обновляются и могут целенаправленно модифицироваться субъектами. Возможные модели базовых институтов ограничиваются западным типом институциональной матрицы (институты рыночной экономики) и восточным (институты "редистрибутивной" экономики), причем они полностью детерминируются характером материально-технологической среды национальной экономики.

И хотя общее направление исследования, заданного С.Г. Кирдиной, является верным, приведенная трактовка институциональной матрицы достаточно размыта. По нашему мнению, институциональная матрица представляет собой органический комплекс институтов, характеризующих способ взаимодействия индивидов в рамках устойчивых общественных групп, как между собой, так и по отношению к другим социальным группам. Так, если разделить все общество по уровню дохода на три группы (бедные, богатые и, так называемый, “средний класс”), то поведение членов каждой из этих групп будет характеризоваться своим типом институциональной матрицы. Понятно, что оснований для деления общества на социальные группы может быть много (уровень дохода, пол, возраст, национальная и конфессиональная принадлежность, социальный статус и т.д.), и в рамках каждого можно выделить несколько типов институциональных матриц, вместе составляющих институциональную структуру общества[8]. Назовем ее институциональной картой. Как показывает рис. 1, институциональная карта – понятие многоплановое и многомерное, отражающее институциональное многообразие единого социального организма.

С другой стороны, индивид, детерминированный набором определенных институциональных матриц, представляет собой, скорее, органический комплекс институциональных пазлов, под которыми мы понимаем индивидуальные слепки с соответствующих институциональных матриц. Каждый индивид неповторим. Так, представленные на рисунке индивиды характеризуются следующими стереотипами поведения и взаимодействий в рамках общества и социальных групп:

·      первый – небогатый мужчина среднего возраста,

·      второй – бедная женщина пожилого возраста.

Несмотря на то, что оба индивида имеют одну общую характеристику (оба принадлежат к низкооплачиваемым слоям населения), поведение их далеко не одинаково. Различные институциональные матрицы накладывают свой неповторимый отпечаток на тип общественных взаимосвязей указанных индивидов. Более того, можно предположить, что отпечатки одной и той же институциональной матрицы неоднородны. Так, индивид №1 может быть беден по причине того, что в свое время получил инженерное образование и не сумел вписаться в новую рыночную экономику (хотя имел такой шанс), индивид № 2 – пенсионерка, всю жизнь проработавшая на социалистической швейной фабрике, не имела никаких шансов продвинуться наверх по социальной лестнице и теперь живет на нищенскую пенсию.

  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Рис. 1. Общественные институциональные структуры.

 

Кроме того, индивидуальные слепки с институциональных матриц не могут быть похожими также в силу того, что они отражают соответствующий институциональный пазл в длинной цепочке институциональных изменений и превращений. Возможно бедный мужчина среднего возраста в советское время был ведущим инженером военного завода и занимал более высокую ступеньку в социальной иерархии. В этом случае его поведение детерминировалось другой институциональной матрицей, соответствующей, например общественной группе под названием “номенклатура”. Возможно жена инженера работала в сфере торговли, что позволяло включить его в социальную группу “блатные” и т.п.

Таким образом, на основе предложенной методики, на наш взгляд возможно соединение макро и микро институционального направления в теории, и даже примирение представителей “старого” и “нового” институционализма. Предложенная концепция обладает еще одним преимуществом. На основе построения национальной институциональной карты можно очертить основные координаты и ориентиры (вектор) дальнейшего развития социально-экономической структуры различных стран, в том числе и современной России.

В случае, представленном на рис. 1, мы ограничились рассмотрением трех социальных срезов институцциональной карты, каждый из которых представлен набором тех или иных институциональных матриц. В то же время институциональная карта как совокупность групповых институциональных матриц и их долей в социальной структуре общества – понятие многомерное. На рис 2. представлен пример двухмерной институциональной карты, отражающей институциональную структуру общества с точки зрения возраста и дохода.

 

Доход

Рис. 2. Институциональная карта страны “возраст – доход” (в % к итогу)[9].

 

            Исходя из представленных на рисунке данных можно в общих чертах наметить направление желаемых институциональных изменений. Так, очевидно, что наиболее благоприятными будут изменения в сторону роста людей с высокими доходами и образования на этой базе “среднего класса” как оплота стабильности общества и улучшение демографической ситуации в сторону увеличения рождаемости и преодоления тенденции к старению общества (показаны темными стрелками). Исходя из геометрического правила сложения векторов можно найти направление изменений на двухкоординатной институциональной карте, представленное жирным диагональным вектором.

            В то же время необходимо отметить, что не все параметры институциональной карты могут быть изменены ненасильственным путем. Это например касается национальной и конфессиональной институциональной карты, хотя история знает множество примеров массового обращения в “истинную” веру, геноцида и депортации целых народов.

Таким образом, очертив на многокоординатном поле институциональную карту той или иной страны можно найти вектор желаемых изменений, что позволит не только прогнозировать, но и планомерно осуществлять различные социальные реформы. Подобные реформы можно осуществлять посредством ряда взаимосвязанных структурных сдвигов на институциональной карте общества[10]. Все сказанное в полной мере относится и к экономическим преобразованиям. Так, можно представить экономическую структуру национальной экономики России с точки зрения количества занятых как в отраслевом, так и в региональном разрезах. Изменение институциональной карты будет отражаться межотраслевыми и межрегиональными структурными сдвигами. В таблице 1 представлены сдвиги в структуре занятости между основными отраслями экономики России в 1990 – 1998 гг.

Таблица 1

Сдвиги в структуре занятости по отраслям экономики России

в 1991 - 1997 гг., тыс. чел.

 

Примечание. Рассчитано автором на основании данных  Госкомстата РФ.

 

            Указанные сдвиги отражают в целом негативное развитие отраслевой институциональной карты России: отметим положительный структурный сдвиг в сторону увеличения занятых в сфере услуг, в торговле, общественном питании и снабжении, в жилищно-коммунальном хозяйстве и бытовом обслуживании, в финансово-кредитной сфере. Однако тревогу вызывают явно неблагоприятные сдвиги в сторону снижения занятых в промышленности, образовании, науке и научном обслуживании и рост занятости в органах управления.

Существенно, что стабильность институциональной карты может возникать не вопреки, а благодаря разнообразию и даже хаосу на микроэкономическом уровне. Упорядочивающая функция институтов подразумевает, что укрепление макроэкономического порядка и устойчивости идет бок о бок с разнородностью и непостоянством на микро уровне. Эта позиция в большей степени основывается на концептуальном понимании родства между микро- и макроуровнем, как взаимосвязанными структурами одного общественного организма, нежели на строгом математическом формализме неоклассической и неоинституциональной научных программ. При такой аргументации относительная автономность макроинституционального подхода и идея работоспособности агрегатов восстанавливаются в своих правах.

Примечательно, что Митчелл и его коллеги из Национального бюро экономических исследований сыграли в 20-е и 30-е годы существенную роль в разработке системы национальных счетов и выступали в защиту онтологической и эмпирической законности агрегированных макроэкономических явлений. Эти разработки расчистили в свое время место для кейнсианской революции. Понятие институциональной матрицы связывает микроэкономический мир индивидуального действия, с макроэкономической сферой казалось бы безликих общественных структур.

Еще одна область применения концепции институциональной карты – исследование вопросов институционального импорта. Современное развитие России происходит в условиях беспрецедентного импорта институтов (социально-экономических, политических, правовых и т.п.), в основном представляющих собой образцы западной либерально-демократической модели. Сутью данной проблемы является анализ влияния импортируемых рыночных институтов на уже существующую институциональную структуру; исследование возможности "вживления" инородных институтов в структуру российской экономики; выявление соответствия формальных импортируемых институтов неформальным правилам, существующим в российском обществе; анализ возможных деформаций институциональной структуры в результате несоответствия импортируемых и уже имеющихся институтов; выбор наиболее подходящих образцов институционального устройства.

Речь идет об импорте формальных институтов, уже доказавших свою эффективность в обеспечении взаимодействий, и отхода на этой основе от тупиковой траектории институционального развития. Иначе говоря, преобразования ориентируются на достижение определенного результата и исходные условия — существующие в обществе неформальные институты — принимаются в расчет в последнюю очередь.

При этом, пишет Т. Эггертсон, "местные социальные технологии, или институциональная среда и организации, вступают во взаимодействие с новыми, импортированными социальными технологиями и могут оказать решающее влияние на эффективность новых институтов... Зачастую мало что известно о взаимной дополняемости импортированных, или новых, социальных технологий с ранее существовавшими социальными институтами. Эти последние могут либо подкреплять, либо, наоборот, нейтрализовывать новые структуры, как, например, в ситуации, когда страны заимствуют уставы корпораций или конституции, хорошо зарекомендовавшие себя в других регионах мира"[11]. Так, согласно Э. де Сото, необходимо добиваться соответствия формальных институтов имеющимся в обществе неформальным правилам, и в первую очередь это касается структуры собственности[12].

Актуальность данной проблемы подчеркивается более общими задачами становления в России гражданского общества, построенного на принципах демократического федерализма и социально-ориентированного рыночного хозяйства. Несмотря на то, что проблема институционального импорта затрагивается в работах как отечественных, так и зарубежных ученых, она является мало разработанной. Научная значимость предлагаемого подхода с точки зрения исследования институциональной карты российской экономики состоит в возможности выработки единой концепции эффективного институционального импорта с заданными параметрами влияния на структуру национальных хозяйственных институтов с целью ускорения экономического развития на пути движения к постиндустриальному обществу.